Анастасия Нарышкина

Мальчикам не хочется

(Анастасия Нарышкина работала в газетах «Сегодня», «Известия», журнале «Компания», писала о бизнесе и общественных проблемах. Сейчас – редактор журнала "Вокруг света". Ее особый интерес  вызывают исторические моменты, которые определили развитие России.)

 

Еще поколение наших матерей настороженно относилось к женщинам, не выходившим замуж, не имевшим детей или родившим их вне брака. Это было как-то странно, не комильфо.

 
Сегодня это нормально. И в моем поколении, и среди тех, кто младше, предостаточно женщин, оставшихся— незамужними? одинокими? свободными? Пожалуй, в нашем языке даже нет соответствующего прилагательного, безоценочного, а только констатирующего.

Сегодня нормально не иметь детей и не желать их, нормально знакомиться с мужчинами в ночных клубах и «снимать» их на одну ночь или как получится. Я даже знаю парочку браков, заключенных благодаря отношениям, завязавшимся именно после таких ни к чему не обязывающих ночей.

Нормально— делать карьеру, много зарабатывать, быть себе хозяйкой, быть с мужчиной на равных... Список вы можете продолжить сами.

Это заставляет задуматься: а что же такое женщина и что же такое женственность? Оказывается, это совсем не то, что об этом думали веками. Как только исчезло давление общественного мнения, заставляющее женщину, не задумываясь, стремиться к браку, к определенным отношениям с мужчиной и— через мужчину— с социумом, так сразу и выяснилось, что многим женщинам это все не очень-то и нужно. Или нужно, но не так.

Женщина всё чаще играет роль мужчины на экранах (трейлер фильма "По ту сторону кровати")

Речь не о том, что женственность исчезает, что женщины ее теряют. О нет. Они избавляются от того, что, как им внушали, является женственностью. Также, как когда-то они избавились от корсетов, от запрета на образование и на изъявление политической воли. Тает и исчезает демонстративная женственность, которая заключается в презентации себя как объекта мужского интереса, без которого женщина не может реализовать себя в традиционной роли. Тает и исчезает и более глубокая вещь— глубинное представление о себе именно как о таком объекте, который обязан соответствовать мужским ожиданиям.

Эти ожидания настолько въелись в культуру, что стали уже и женскими: дескать, «настоящая женщина» должна то-то и то-то, выглядеть— так-то, чувствовать— то-то. Но та, которая должна— кому, интересно?— так-то выглядеть и то-то чувствовать,— она как раз не вполне настоящая, бедняжка.

А какая же настоящая?

А кто ж ее знает.

Сейчас она только на пути к себе, она— собирательная женщина— в некоторой растерянности мечется между салоном красоты и, допустим, Гарвардом, между кухней, детской, спальней— и кафедрой, директорским кабинетом и автосервисом. Она, похоже, еще не вполне определилась с тем, кто она и что она может себе позволить, чтобы не превратиться в «мужика в юбке», то есть не утратить— в глазах окружающих, это раз, и в собственной душе, это два,— того неуловимого, эфемерного и непонятного, что мы называем женственностью.

Об этих волнениях очень хорошо писала в своей книге «Второй пол» Симона де Бовуар: «Она не хочет терять ни малейшей крупицы женственности потому, что стремится добиться как можно большего успеха в отношениях с другим полом. И именно в области сексуальных отношений перед ней встают самые трудные проблемы. Для того чтобы стать полноценным, равным мужчине индивидом, женщине должен быть доступен мир3D мужчин так же, как мужчине доступен мир женщин, ей должен быть доступен другой человек. Однако потребности в другом в каждом из этих случаев не симметричны. Положение, состояние, известность, которых добилась женщина, могут восприниматься как ее имманентные достоинства и увеличивать ее сексуальную привлекательность. Но сам факт автономной деятельности делает сомнительной ее женственность, и женщина это знает».

Особенно, поддакнем мы Симоне де Бовуар, если, как в нашей стране, мужчин на 16,2% меньше, чем женщин (из 141,9 млн населения: первых 65,6 млн человек, вторых 76,3 млн), если мужчины мрут в так называемых трудоспособных возрастах как мухи, и если средняя зарплата у женщин по-прежнему значительно меньше, чем у мужчин. То есть, с одной стороны, мужчина— дефицит, а с другой— конкурентное преимущество в борьбе за экономическое выживание.

Тем не менее женщины как-то с этим со всем справляются, а как именно— об этом я3D спросила у психолога Михаила Папуша. Он считает, что в сегодняшнем мире сильный пол— это женщины, а мужчины— психически очевидно слабее женщин. Иногда они бывают сильными в профессии и в деньгах, но и только.

Михаил Папуш: «В сегодняшнем мире женщины - это сильный пол»

— В чем вы измеряете их силу и слабость? В чем она выражается?

— В способности принимать решения, держать удар, создавать и поддерживать определенный образ жизни и быть центром этой жизни. Самая серьезная и самая обычная проблема пар, которые ко мне приходят,— это инверсия психической силы: женщина сильнее, и женщина ведет в паре, притом что культурные нормы заставляют людей относиться к этому то ли настороженно, то ли не признавать ее силу. Получается, что женщины вынуждены исполнять и мужские роли— и в смысле заработка, и в семье,— и женские, в смысле обслуживания мужчины, который по-прежнему считает себя царем и богом, не будучи ни тем, ни другим. Женщины везут на себе всё.

— Вы говорите о ролях... Вы имеете в виду социальные роли? Женщина такая-то и такая-то (допустим, слабая), стало быть, она должна делать то-то и то-то (сидеть дома, варить щи), мужчина— соответственно. Но эти роли сложились бог весть когда. А сейчас женщины совсем не такие, какими их пытались представить, диапазон их гораздо шире, в рамках этой роли им тесно. Одним словом, женщина и ее женская роль— это две большие разницы. Не означает ли это, что так называемая мужская роль ей вполне по силам, что она может ее играть?

— Она не столько может, сколько ей приходится. Чтобы что-то «катило»— семья  или небольшой коллектив,— женщине приходится брать на себя очень многое. А мужчины, ее сверстники и партнеры, как правило, этого не могут.

— Но это в ее природе? Или ей приходится, как в войну, скажем, когда женщины заменили мужчин в поле?

— Природа женщины изменилась. Женщины, как я уже сказал, являются сейчас «сильным полом». И это меняет как социальные роли (к чему, как я сказал, трудно приспособиться), так и внутреннюю ситуацию женщин. Они, например, хотят большего, чем мужчины. Мужчины— и в массе, как мы их наблюдаем «статистически», и в большинстве пар, которые я знаю,— довольствуются тем, что есть, и не слишком рыпаются. А женщина почти всегда хочет большего.

— Что это означает на бытовом уровне? Чего она хочет— машину-квартиру или звездное небо над головой?

— И звездное небо она хочет, и материального достатка, и понимания. Мужчины же, как правило, до тридцати-сорока очень инфантильны. Мужчина видит в своей партнерше маму, которая должна обеспечить то, что ему надо. Хорошо, если он в состоянии хотя бы зарабатывать… А среди тех пар (клиентов), которые я веду, у мужчин в 30 лет способность зарабатывать очень слаба. Они не умеют, они не знают, куда ткнуться, чувствуют себя маленькими при каких-то старших, а старшие— это те, кому лет 50–60. Ну, а женщине надо нормально жить. И ей приходится самой выбиваться.

— То есть проблема не в том, что женщина сейчас делает и то, что делают обычно женщины, и то, что раньше делали мужчины, а в том, что она волочет на себе мужчину? То есть не в том, что она играет и мужскую, и женскую роль,— как вы говорили, она это может, ей это свойственно,— а в том, что на ней двойная нагрузка?

— Она «волочет на себе» прежде всего дела пары— как быт, так и отношения, а по ходу дела надеется, что ее мужчина вырастет, и потихоньку пытается его растить, с переменным успехом.

— Это как-то сказывается— то, что ей приходится брать на себя обе роли,— на том, что мы называем женственностью?

— Очень сказывается. Женственность очень связана с тем, есть ли рядом с женщиной мужчина, который ведет ее. Так ведь и говорилось раньше: за-мужем. Предполагалось, что мужчина— глава семьи, что он принимает важные решения про то, как жить. Кроме того, предполагалось, что мужчина более социализирован и ведет семью, как кораблик, по социуму. Кроме того, в хорошем случае предполагалось, что мужчина более «духовен» (что бы под этим словом ни понимать): «голова мужчины повернута к Богу, голова женщины повернута к мужчине». А если мужчина есть, но он не ведет, а расстаться с ним женщина боится, потому что лучше такой, чем никакой,— она, соответственно, пасёт этого мужчину, тащит его за собой, надеется… И в лучшем случае он за ней тянется, и лет через пять он окажется на том месте, где она сейчас, но она лет через пять будет уже другой.

— Как вы могли бы определить женственность?

— Женственность сейчас совсем не та, что 100 лет назад. Теперь женщины сильные, и утверждение, что-де «сила женщины в ее слабости», сейчас абсолютно бессмысленно. Слабая женщина сейчас— это нонсенс. Если рядом со слабой женщиной слабый мужчина, получается вообще черт знает что… Пример? Ну, я знаю такую семью, где оба слабые. Они оба борются за то, кто слабее. Они болеют, живут кое-как, у них всегда нет денег, они с трудом выцарапывают себе какую-нибудь работу и довольно быстро ее оставляют— в общем, всё у них плохо. Женственность нынче должна быть сильной...

— Для вас женская сила измеряется так же, как и сила мужчины? Способность принимать решения, держать удар, быть центром чего-то?

— Слова похожие, только делает она это иначе, по-женски. Во-первых, поведение женщины гораздо менее рационально, чем поведение, которого ожидают от мужчины и которого можно было бы ждать от женщины. Там, где обычно вел мужчина – и вел рационально,— женщина, когда она ведет, опирается не на рациональность, а на интуицию. Если она пытается опираться на рациональность или нормы соревновательности, принятые в мужском мире, она сразу... маскулиннеет, жестчает, и получается у нее неумно. Неумно, неженственно, некрасиво. А когда она ведет интуитивно и целостно, идя от понимания, а не от построения,— она сильна. Женщина выращивает там, где мужчина строит. Например, отношения: мужчина начинает их строить, а женщина— выращивать.

— Женственность— это то, что можно потерять, что уходит в каких-то ситуациях?

— Она не теряется, а… не актуализируется. Мои представления об этом в целом такие: мужская культура кончилась. Тот цивилизационный кризис, который мы видим и в котором живем (я это обозначаю как конец света— он уже наступил, а люди не заметили), это конец мужской, мужецентрированной цивилизации. Был когда-то матриархат, его сменили мужские культуры, цивилизация в целом— та, которая сейчас умирает,— она мужская, а следующая должна быть цивилизацией союза мужчины и женщины. Равноправного, равносильного союза. Но на этом переходном этапе Ева, которая когда-то соблазнила мужчину, должна своими усилиями вернуться назад, поэтому женщине дается больше силы, а мужчина за ней идет. Когда-то говорили, что мальчики взрослеют и растут, отставая от девочек, сейчас это отставание длится до 30–40 лет.

— С чем вы это связываете?

— А бог его знает, но это факт. Они действительно инфантильны, может быть, потому, что с войны так повелось, что женщины несут на себе мир. В деревнях и в маленьких городках очень заметно, что мужчины пьянствуют и их как бы нет, а держится все на женщинах.

— А в Москве?

— В Москве вообще ничто ни на чем не держится, а основные массы людей просто никакие. Они ходят на какую-то работу… это просто планктон. Им мало что нужно, они живут, как сложилось, даже если сложилось не очень хорошо. Они реагируют на сиюминутные мелкие проблемы, не видя перспективы и не очень ею интересуясь. Но там, где они какие-то, мужчин хватает на деньги и профессию— но и только. Впрочем, в секторе профессиональной жизни мужчины по-прежнему лидируют, и, возможно, так будет и в будущем. Но для жизни в целом профессиональный «сектор»— только одна часть, причем не самая большая. И получается сейчас, что жизнь3D держится на женщинах. Они обеспечивают как быт, так и бытие— то качество бытия, на которое та или иная женщина «тянет».

— Вы имеете в виду разные социально-бытовые вещи?

— Знаешь, социальные и бытовые вещи— это внешнее, а за этим есть «жизнь как таковая». Как люди ставят цели, добиваются целей, организуют жизнь себе, в паре, в семье. Это не просто социальный план, а некий жизненный «проект», в терминологии Сартра, который выражается в том числе и в социальном плане. Это как в искусстве или литературе: книжка— это не то, что написано буквами, а то, что за этим читается, и то, из чего это выросло. Ну вот, соответственно, женщина сейчас ждет партнера…

— ...как всегда…

— … надеется, находит, как говорят любители танцев, «начинашек»- изумительное слово!- и пытается их растить с большим или меньшим успехом. Но при этом, растя своего начинашку, она довольно интенсивно растет сама. Важная вещь: когда она его выращивает до какой-то ступеньки, он чувствует себя достигшим какого-то уровня и, как правило, уходит. Потому что все равно остается неравенство,- и он вырос, и она выросла,- и не хочется оставаться с тем, кто тебя вырастил. Так что выращивает она, оказывается, не для себя.

— Вы много встречали женственных женщин?

— Встречал, да, но, естественно, не среди своих клиенток. Женственные женщины не нуждаются в моей терапии. Я чаще встречаю женщин-девочек: они и выглядят как девочки, и ведут себя, как девочки, и думают, к сожалению, тоже как маленькие девочки— «Я маленькая девочка, танцую и пою…». Они хотят и могли бы стать женщинами- и тянутся, ищут, формируются, заботятся об этом. И— дорастают, но я имею с ними дело на стадии, когда они «начинашки». А мужчины гораздо легче и свободнее чувствуют себя в мальчиках. Они вяло, лениво и только по необходимости отказываются от своей инфантильности— лишь постольку, поскольку от них этого требуют. Женщина требует, семья требует, жизнь… но вообще-то им, мальчикам, не хочется. Наиболее мужские мужчины, которых я знаю, если не подростки, то юноши. Они выросли в чем-то однобоко, они на этом стоят— на том, что они могут, а в остальном…

— А если переводить это на бытовой язык— кто это, вот такой мужчина, который в чем-то вырос, а в чем-то нет?

— В семье он опять же за женщиной, по жизни в массе проявлений он инфантилен, в частности все решения по жизни за него— не только за себя и за семью, но и за него— принимает женщина, а он что умеет, то и умеет. Допустим, он хороший профессионал. И все видят это и ценят и любят его за это, но за пределами своей деятельности он остается слабым. И даже если он остается сильным и передает свою силу, то он этой силой наделяет свою женщину, а уже она обустраивает их жизнь. К сожалению, это не распространяется за пределы жизни семьи или пары, умирающая культура остается мужской (иначе бы, например, войны давно прекратились).

— В танго ровно эта история: мужчина, как говорят преподаватели, «дает импульс», то есть ведет, и женщина чувствует эту мягкую и пластичную силу. Но что такое сила в танце— это понятно, а что такое сила в жизни? Мы говорим, что женщина вдохновляет мужчину- и мужчина тоже вдохновляет женщину?

— Да. Он вдохновляет женщину на организацию их жизни. Пример? Вот, скажем, хороший физик, ценимый, зарабатывающий своим делом. Он женился, она любима, она ценима, ее носят на руках, и она чувствует себя любимой и ценимой. При этом он— физик, а всей остальной жизнью занимается она. И она выстраивает их жизнь, потому что она чувствует, что он всегда за нее. Это, конечно, прекрасно, но я полагаю, что будущая культура— это культура союза мужчин и женщин, в которой мужчина, имея свой сектор ответственности (профессиональный), и женщина, имея свой дом («дом» в самом широком смысле) жизнь организуют совместно, как на уровне пары и семьи, так и на уровне социума, от малой группы до социума в целом. Такая жизнь будет совсем другой, нам сейчас даже представить себе ее трудно, мы видим только ее зародыши.

— А как люди ощущают женственность? Один мой знакомый сказал, что это красный цвет, тепло, как от огня.

— Разные люди ощущают это по-разному. Мужчина-мальчик женственную женщину откровенно боится, потому что, во-первых, такая женщина от него потребует, чтобы он стоял с ней вровень,— прежде всего в смысле способности отвечать за себя и окружающих, ну и умения решать все вытекающие из этого задачи. Во-вторых, подходя к женщине, он чувствует, что надо ей соответствовать по психическому, бытийному уровню… а им не очень охота.

— Вы говорите, что это другой бытийный уровень? Как это?

— Когда-то еще в детстве я встретил настоящего виолончелиста. Сначала я видел его, когда он играл, потом он заходил к нам в гости. Я чувствовал, что вокруг него воздух вибрирует. Знаешь, как вибрирует виолончель? Ни на фортепьяно, ни на скрипке этого так остро не ощутишь, а виолончель вокруг себя создает вибрацию воздуха. Так и вокруг настоящей женщины атмосфера несколько сгущена, насыщена- и вибрирует. И «мальчика» это пугает, в особенности если это не «мама». «Мама» создает какие-то каналы, по которым к ней «пройти» помягче. А женщина— она ждет мужчину, и она создает каналы не для мальчика, а для мужчины, и мальчик пугается.

— То есть «мама» подстелит соломки, а женственная женщина, как царица Тамара, сядет в башне у окна и будет ждать того, кто убьет дракона, перелетит через ров и не помню что еще совершит, чтобы получить ее руку? А как же милосердие и сострадание? Получается, что женственная женщина— эдакая потребительница?

— Милосердие и сострадание я бы отличал от жалости к слабым. А про потребительницу тоже не так: она-то свой уровень держит, и готова за это платить, и платит.

— А как обычные женщины реагируют на такую редкость, как женщина женственная?

— Они ведут себя по-разному. Одни ценят чужую женственность и хотят у нее учиться, и для них у Женщины, как правило, найдется место: много чего умея, она готова учить тех, кто хочет учиться. Другие завидуют, злятся до ненависти, а третьи— боятся их, как и «мальчики», потому что это недоступный им уровень бытия, и главное— потому что настоящая женщина иррациональна, и от нее всегда неизвестно чего ждать. Инфантильных людей— мужчин и женщин— это пугает, они стараются держаться подальше.

— Как это— иррациональна? Головой совсем не думает? Как же она на работу ходит или там … в ДЭЗ?

— На работе и в ДЭЗе ей хватает здравого смысла, которого у женщин всегда было больше, чем у мужчин. Что же касается думания, то женщина думает от интуитивно понятного целого— к деталям, не всегда умея объяснить, почему так, а не иначе. Мужчина же тщится выстроить целое из частностей, так получается то теоретическое мышление, на котором мы все воспитаны.

— Часто ли встречаются женственные женщины?

— Очень редко.

— По пальцам одной руки?

— Ну да... К примеру, одна из наиболее настоящих женщин, каких я видел в своей жизни, это Вирджиния Сатир. Я ее видел живьем на семинарах. Это— мощь, и при этом совсем не мужская, а очень женская: она и материнская, и женственная. И это пугает— своею мощью. Дрожит вокруг нее воздух!
Я могу назвать еще одну фигуру— есть такая очень известная в эзотерических кругах женщина, ее тоже зовут Виргиния Калинаускене. Книжка у нее есть— «Искусство возвращения королевы». Она— настоящая женщина.

— Можно ли сказать, что женственная женщина непременно сексуально, по-женски привлекательна?

— Безусловно. Это обязательно входит в список того, что она умеет и чем владеет. «Быть женщиной— великий шаг, сводить с ума— геройство». Пастернак!